Ранние годы

Учился в Академии художеств Брюсселя (1916-1918). Ранняя живопись отмечена влиянием кубизма и футуризма (1918-1920), затем пуристов и Ф. Леже. В 1925, сблизившись с группой дадаистов, сотрудничал в основанном ими журнале «Пищевод». Знакомство с искусством Де Кирико и поэзией сюрреалистов изменило творческие ориентации художника. В 1926 он создал свою первую сюрреалистическую картину «Заблудившийся жокей» (Нью-Йорк, частное собрание).

Протоколы невозможных реальностей

В 1927-1930 Магрит жил во Франции, где включился в деятельность объединения сюрреалистов. Здесь сложилась его система концептуальной живописи, которая оставалась почти неизменной до конца жизни художника. Живописная манера, намеренно безличная, «фактографическая», обнаруживает парадоксальную способность к правдоподобному изображению немыслимой, невозможной реальности. Разнохарактерные, но морфологически подобные объекты обмениваются качествами или сливаются в гибриды («Компаньоны страха», 1942, Брюссель, частное собрание; «Объяснение», 1954, частное собрание). Ночной пейзаж мерцает под куполом дневного неба («Царство света», 1954, Брюссель, Королевский музей изящных искусств), а чинные клерки дождем сыплются на город («Голконда», 1953, Хьюстон, собрание Менил). В правильно построенной перспективе возникают парадоксальные пересечения, уравнивающие твердые тела и пустоты между ними («Достоверность пробела», 1965, Вашингтон, Национальная галерея). Предметы срастаются друг с другом, разбухают до невероятных размеров, вторгаются в чуждую им пространственную среду, образуя поразительные, загадочные комбинации. Один из характернейших приемов Магрита — лица, скрытые за висящими перед ними предметами — яблоком, букетом, птицей («Великая война», 1964, частное собрание; «Сын человеческий», 1964, Нью-Йорк, собрание Г. Торчинер), поэтические названия обнаруживают скрытые в картинах метафоры и обогащают их дополнительными смысловыми обертонами.

Картины-теоремы

«Сюрреализм Магрита» — интеллектуальная игра, в которой раскрываются проблематичные свойства зрительного восприятия и иллюзорного изображения на плоскости. Художник называл свои картины теоремами, полагая, что происходящие в них смещения и трансформации реальности обладают внутренней логикой, подобной логике математических преобразований. Уже серия работ конца 1920-х — начала 1930-х годов, где элементарная картинка сопровождается противоречащей ей надписью, демонстрирует условно-знаковый характер визуального образа («Пустая маска», 1928, Дюссельдорф, Художественное собрание земли Северный Рaйн-Вестфалия; «Предательство образов», 1928-1929, Лос-Анджелес, Музей искусств; «Ключ к сновидениям», 1930, Париж, частное собрание). В ряде полотен сюрреалистический абсурд возникает как следствие буквального перевода словесных метафор в зримый образ («Любовники», 1926, Брюссель, частное собрание; «Искусство разговора», 1950, частное собрание). Специальный интерес художника к психологическим и гносеологическим проблемам проявился в присущей его живописи игре отражений, в сопоставлении образов явных и скрытых, в символике зеркала, глаза, окна, сцены и занавеса, картины в картине («Человеческий удел», 1933, Вашингтон, Национальная галерея; «Недопустимое воспроизведение», 1937, Роттердам, Музей Бойманс ван Бейнинген; «Прогулка Евклида», 1955, Миннеаполис, Институт искусств). В 1940-x годах Магрит сделал две попытки изменить свою манеру. Однако так называемый «стиль плен солей» (или «ренуаровский», 1945-1947) и последовавший за ним «вульгарный стиль» (1947-1948) не привели к плодотворным результатам, и художник вернулся к прежнему методу. В скульптуре Магрит дублировал образы своей живописи, продолжая развивать тему соотношения физической и ментальной реальностей.